Собираемся на той неделе в Томск на конференцию (программа здесь). Надоело выступать по глубинным темам, в то время как процесс потихоньку преврашается в ведомственный междусобойчик. Решил про особый порядок. Больше эмоционально, чем научно, но кто сказал, что конференция это место для скуки?

Ниже "балванка" доклада. В словах, конечно, это будет звучать не так, но суть изложена.


Сфера моих исследований это теория уголовного процесса, теория доказывание, общие вопросы построения уголовно-процессуальной деятельности. Но постепенно я начинаю опасаться за то, что вообще исследования в этой сфере оказываются бесполезными и могут рассматриваться как отдаленное философствование. Уголовный процесс исчезает как вид. Следственное лобби настолько активно подстраивает его под сомнительные потребности практики, что уголовный процесс стал ведомственным.

Процесс потихоньку вырождается с введением скрытых форм расследования в рамках возбуждения уголовного дела (см. раз и два), с введением упрощенных механизмов, и, конечно же, с расширением особого порядка. Основной тезис моего доклада сводится к тому, что нам надо перестать воспринимать особый порядок как часть уголовного процесса, пытаться рассказывать, что там есть доказывание и работают принципы уголовного процесса, только со спецификой. А таких работ очень много. С каждой такой работой особый порядок получает еще большую легитимацию.

Но начну я издалека. 12 сентября 1929 г. по инициативе председателя Сибкрайсуда Веденяпиной было направлено письмо наркому юстиции Н. М. Янсону, в котором эскалация внесудебного порядка в Сибири характеризовалась как немотивированный шаг и переход к чрезвычайным мерам. Она просила наркома «принять зависящие меры к отмене фактически уже введенного, но пока ещѐ не совсем оформленного порядка внесудебного рассмотрения дел о бандитизме». Но позиция судебных работников поддержки не получила (отсюда).
Иными словами председатель Сибирского краевого суда указывала на уменьшения нагрузки на суд и просила прекратить бессмысленную передачу дел тройкам. Но в условиях войны с кулачеством институт внесудебного рассмотрения дел крайне зарекомендовал себя, и нагрузка по рассмотрению уголовных дел на суды продолжала падать, а уголовные дела для удобства рассмотрения формировались таким образом, чтобы тройке было удобно их рассматривать.

Я не сторонник огульных сравнений и криков о том, что 1937 уже близко… Я лишь отмечаю, что был период, когда упрощение процедуры настолько отвечало запросам государства на уничтожение кулачества и ему подобных элементов, что иной вариант, в суде – считался экзотическим. Экзотическим скоро будет и классический уголовный процесс в нашей стране.
Только наши судьи жаловаться и писать не будут. Особый порядок получил свое распространение как раз за счет того, что он крайне удобен большинству субъектов и участников уголовного процесса. Когда судья имеет не больше часа на рассмотрение одного уголовного дела, если взять всю его нагрузку, то получасовое заседание в особом порядке для него счастье. Как и для прокурора, так и для среднего защитника, и часто создается мнимая выгода для обвиняемого, который на самом деле посторонний на этом процессе формирования отчетности.

Статистика за 2012 год выглядит так:

Всего осуждено 764 263, из них в особом порядке 517 769. То есть 67,74%.

Если взять за 100% дела, по которым возможен особый порядок, то 72 % таких дел и рассматривались в особом порядке. Потенциал особого порядка при расширении перечня преступлений по которым он возможен – 80-85% дел при сохранении той тенденции к росту, которая есть сейчас.

И расширение уже началось. Незаметно в июле был внесен законопроект от Правительства Проект Федерального закона N 321865-6 "О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации"

Что предлагается?

Ст.314
Обвиняемый вправе при наличии согласия государственного или частного обвинителя и потерпевшего заявить о согласии с предъявленным обвинением, в том числе о признании своей вины, характера и размера причиненного преступлением вреда, за исключением размера денежной компенсации морального вреда, и ходатайствовать о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства по уголовным делам о преступлении, наказание за которое, предусмотренное Уголовным кодексом Российской Федерации, не превышает 15 лет лишения свободы, за исключением преступлений, предусмотренных частью первой статьи 205, частью второй статьи 205.1, частью второй статьи 206, частями первой и второй статьи 209, частью второй статьи 210, частями второй и третьей статьи 211, частью первой статьи 281 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Во-первых, подтверждается тезис о том, что согласие с обвиненеием и признание вины все же разные вещи. Но это мелочи, по сравнению с основным нововведением - особый порядок возможен по преступлениям, где предусмотрено до 15 лет лишения свободы.

Каждый год число применений особого порядка растет. И вот то, что позволит ему совершить резкий скачок вперед – до 70-75% точно. Дальше - больше.

И вот здесь скрывается опасность для всего уголовного процесса и криминалистики в том числе.
Упрощенные процедуры развращают правоприменителя, когда из исключения перерастают в необходимую и удобную практику. Все уголовное судопроизводство и вся система сейчас направлены на то, чтобы дело перешло в особый порядок. Тогда следователь может не переживать за результаты своей работы, прокурор – своей. Судья тем более может не переживать.
Особый порядок – самый удачный на сегодня исход дела для правоохранительной системы. За два месяца практики в небольшом районном суде края, моя практикантка не попала ни на один процесс в общем порядке, тогда как в особом прошло почти 2 десятка процессов.

Один из основных аргументов для всех упрощенных процедур – снижение расходов бюджета. Об этом же пишут авторы законопроекта в пояснительной записке. Простите за пафосность, но почему мы торгуем правосудием так открыто? Мы прямо говорим – у нас нет механизмов, нет денег, чтобы расследовать дела полноценно. Мы не собираемся бороться с преступностью, мы не будем думать об оптимальной системе правоохранительных органов, мы не будем думать о повышении качества образования следователей, прокуроров, судей, мы просто уберем необходимость работать так, как это должно быть.
Это ли должно быть мерилом? Да, экономические характеристики важны, но только ли от них мы должны отталкиваться, когда речь идет о правосудии – одним из основных признаков правовой жизни?

Другой момент, вроде как это поощрение обвиняемого, его стимулирование к сотрудничеству со следствием, в том числе при заключении досудебного соглашения. А ему вроде как должно быть легче.
Ничего подобного. Исследование института проблем правоприменения показывает, что никакой выгоды для обвиняемого здесь нет. Наказание назначается даже больше в среднем, чем в общем порядке. А в дополнение ко всему он лишается возможности прекратить дело за примирением сторон, а также обжаловать приговор по ряду оснований. И тут никакой выгоды.

А вообще, то, что там происходит, это уголовно-процессуальная деятельность?

Признаком, по которым я отличаю уголовно-процессуальную деятельность от всех остальных, является наличие в деятельности доказывания или эта деятельность осуществляется по поводу доказывания обстоятельств, указанных в ст.73 (пересмотр приговора, например).
Многие современные работы ищут доказывание в особом порядке. Нет его там. По очень простой причине. Особый порядок не подразумевает самостоятельного исследования.

Доказывание не может быть не непосредственным. Это ключевое положение теории познания. Непосредственность - вот условие самостоятельного исследования, которое дает знание. Без нее нет работы по установлению ключевого свойства доказательства – его достоверности. Мы можем проверить собранное следователем с точки зрения относимости, допустимости, достаточности, но про достоверность того, что он там насобирал, мы не сможем сказать до тех пор, пока не исследуем все сами.

Именно поэтому ни о какой преюдиции не может быть и речи.

В ином случае мы могли бы сказать, что нам достаточно всегда результатов предварительного расследования и пусть прокурор дает срок. Но следователь работает в условиях тайности и быстроты. Его задача собрать и сохранить доказательственный материал для суда. В этих условиях, когда другие участники не имеют доступа к информации, велика вероятность ошибок, для чего мы и выходим в суд – разобраться. Всем вместе.
В особом порядке этого исследования нет. В реальности судья не читает даже обвинительного толком. В особом порядке ничего не устанавливается, кроме как оснований и условия для выбора наказания.

Вот я и предлагаю абсолютно честно всем признаться, что особый порядок это деятельность по назначению наказания. И ничего больше. Но это не уголовно-процессуальная деятельность. Это по сути внепроцессуальный порядок принятия решения. Очень схожий с тем, что был у троек на самом деле, только с большим количеством гарантий. Но суть одна.

Вот, например, работа Булыгина А.В., защищенная в этом году. Он пишет, что надо устанавливать с помощью специальных технологий истину без непосредственного исследования. Но это невозможно никак и никогда. Это будет не знание, а вероятность, наиболее обоснованная версия, но не более того. Сам автор потом даже указывает, что не исключает, что если у судьи есть вопросы, он может некоторые материалы исследовать непосредственно. Но нельзя познавать чуть-чуть, это не познание. Ты либо работаешь объективно, всесторонне, полно, либо это не познание.

Особый порядок, таким образом, это некоторая процедура, где случайно может быть наказан виновный, а случайно – невиновный. Я могу даже поверить, что первых больше. Но не за каждого ли невинно осужденного мы должны нести ответственность?

В моей практике достаточно примеров, когда особый порядок становился механизмом для осуждения по многим составам без разбора. Многие из обвиняемых говорили в интервью, что смысла бороться не видят. Многие берут на себя составы, которых не совершали. Особый порядок им казался спасением, а для некоторых был условием нормального существования, которое ему поставили следователь или оперативные работники.

Если взять ст.228 УК, например, то это огромный и страшный конвейер. Практика показывает, что любое вмешательства более или менее профессионального защитника приводит к большим проблемам для суда в плане вынесения обвинительного приговора. А это один из самых распространенных составов для особого порядка.

Есть ли что-то общее у особого порядка с правосудием? Нет. Так как последнее подразумевает рассмотрение дела по существу. Ничего подобного здесь не наблюдается.

Итак, могут ли вне уголовного процесса рассматриваться материалы уголовных дел? Нет. А если и могут, то в случае редкого исключения. Особый порядок – не уголовно-процессуальная деятельность. И когда в ее рамках мы имеем почти 70% от всех осужденных и расширяем почти до 80, это говорит о том, что для государства ценность правосудия сводится к нулю. Что государство не понимает, что справедливый судебный процесс оздоровляет общество и способствует легитимации существующего государственного строя. А если еще присовокупить к этому проблемы в рамках общей процедуры рассмотрения уголовных дел, то картина выглядит вообще безрадостно.

Упрощенные процедуры должны быть, безусловно. Но быть так, чтобы их применение не становилось правилом. Чтобы каждое применение упрощенной процедуры давало уверенность, что именно в этом случае мы можем обойтись без всей процедуры, и это не причинит никому вреда – ни публичным, ни частным интересам.

См.Также

1.Панихида по правосудию
2.А.С. Барабаш об особом порядке в сенятбре 2011.